Здравствуйте-здравствуйте, располагайтесь поудобней, Шапка вещает в своей истеричной манере (да простит меня Волч).

Вы когда-нибудь задумывались о так называемых «канонах» игрового текстового взаимодействия? Насколько оптимальна система отписывания, насколько эстетичны и логичны её элементы? Испытывали ли вы когда-нибудь дискомфорт, связанный с несовершенством привычной системы, используемой повсеместно из года в год? Быть может, вы замечали, как сложны и утомительны могут быть игровые диалоги? Или, быть может, находили описание некоторых сцен бесконечно долгим там, где предполагалась красочная динамика? Если нет, можете смело пропускать данный текст, а заинтересовавшихся милости просим.

Продолжая тему «максимальной игровой продуктивности», нельзя не упомянуть фундаментальный её элемент, напрямую влияющий на течение дальнейшей игры. Речь о конструировании личной истории персонажа.

Трепетная нимфа в поисках самости.


У Лауры с её хтоническим Афродиты сложилась не самая простая судьба. С одной стороны, она исполнила мечту многих: Лаура Фальк нравится всем и каждому вне зависимости от её (или окружающих) на то желания. Так уж сложилось – и это привело её к мучительным пристрастиям со стороны Винсента Эйвери – ныне одного из генералов Крока – про них я расскажу в следующий раз.
Отравляющая любовь, привязывающая, калечащая – всё это про союз тогда ещё Ингрид и Винсента. Из цепких объятий она была спасена, но после вновь попалась. На этот раз, увы, с концами – страх гнался за ней до самых монастырских стен.

Сейчас Лаура – спокойная, рассудительная, всё ещё немного наивная, но боязливая до новых связей. Ей кажется, что каждая может принести ей боль, но тем не менее она сама пытается начать новую главу собственной жизни. Возможно, она всё ещё будет связана с МХО, а возможно и нет. Одно я знаю точно – ей явно необходим хороший друг. Кем он будет? Смешливой девушкой-медсестрой, помощницей в больнице, где работает Лаура? Трикстером, прикрывающимся водителем автобуса и спланировавшим увести Лауру в ещё больший ад, чем тот, что с ней произошёл?

Лаура, чего ты хочешь?
Вы меня взволновали /волосы за уши убирает/.
Сложно сказать, чего я хочу. Когда стоишь на перепутье и не знаешь, что делать со своей жизнью, невозможно угадать, с кого начнётся её новая страница.
С одной стороны, мне хочется покоя и уверенности. А с другой, я прекрасно понимаю, что не могу остаться в стороне от всех трясений, которому подвергается сейчас хтоническое общество. Всё катится куда-то… В бездну. Я не знаю, возможно ли из этой бездны найти выход. Но мне хотелось бы найти человека, с которым я могла бы выплутать из тьмы и вырваться на поверхность окончательно.
А может быть, пасть в неё ещё глубже.
Я знаю, что я – всего лишь песчинка. Но мне всё ещё хочется отомстить, как бы ни было это страшно и опасно.
Единственное, чего я не ищу – так это любви.
Её мне хватило, кажется, на всю оставшуюся жизнь.

Лишь дай команду – и РАПС восстанет, словно феникс из пепла. Нападения на простых смертных участились в десятки раз, а МХО стало куда сложнее скрывать существование хтоноидов от человечества. Нападения случались везде и всюду, а Катарсис, наконец, объединился с МХО в стремлении сбавить натиск недружественных хтоноидов от террора. Исчезновение Розы было скрыто от жителей монастыря и лишь избранные знали об этом. Избранные и те, кто всё же вживил в её тело жучок. Возможно, это было кощунством. Возможно – единственной лазейкой сейчас.

Другой хтоноид пожелал исчезнуть самостоятельно – но и он был найден. Прятаться в лесу было не самой лучшей затеей, не так ли? Правда, вопрос в том кто и зачем его нашёл. И пока Миллер развлекался, подстреливая зайцев, сотрудникам МХО удалось обнаружить местоположение Розы. И это был очень, очень странный отель. Впрочем, самого архангела они так и не нашли – её пригласили на ужин, который немного затянулся.
Ам.

Старые расследования, тем временем, берут новые витки. Осборн – лучший поисковый пёс, который принёс и хорошую, и плохую весть. Ему удалось найти Дворжака, о котором говорил Крок. С другой стороны, этим “Дворжаком” оказалась Дита Сольвейг, бывшая Гордона, что уже блаженно отдыхала в подвалах МХО.
Вопрос в том, подкосила ли эта информация Гордона окончательно – ведь с тех самых пор он нашёл себе новое увлечение– тот самый отель, который начал медленно сводить его с ума. Столь сильно, что из-за этого доступ к аномалии для него был запрещён. Но он не был бы собой, не сумей найти лазейку.

Расследование, тем временем, продолжалось: МХО всерьёз занялась установлением личности Нео, а также расследованием причин пропажи тех или иных хтоноидов. И не только пропаж – ведь если присмотреться, у Нео есть отличный круг интересующих его лиц. А ещё тех, кто встречался с ним, но не исчез окончательно.

Итак, расследование идёт, а Филип Гордон очаровывает Мишель Марсо, став её протектором и причиной перехода в другой отдел. Отдел изучения аномалий, конечно. Потому что, как упоминалось выше, это стало отличной лазейкой. И если вы не замечали раньше, то Филип и женщины – это почти что притча с прелюбопытнейшим сюжетом и всегда очевидным итогом. Кто-то обязательно будет страдать. В этот раз – Филип. И, увы, не только и не сколько от женщин, как от самого себя.
Впрочем, оставим его в подвалах МХО – возможно, ему там самое место.

Дело в том, что происходит нечто куда более интересное. В самом сердце пустыни РАПС совершает масштабное нападение на исследовательский центр МХО. И пока снаружи творится настоящая бойня, внутри – неподдельный мрак и ужас. А ещё – приподнимается маленькая завеса тайны над самыми большими секретами.
Впрочем, и у бойни обещается свой, восхитительный финал.

Апокалипсис ещё никогда не был настолько близок: лабораторию МХО покинули все ценные экземпляры. Ценные и безумные. Именно они стали основной причиной того, что человечество, наконец, узнало о хтоноидах – причём не с самой лучшей стороны.

Все силы были брошены на то, чтобы сократить (даже не предотвратить!) количество возможных жертв. И это были не только силы МХО – к ним присоединился и Катарсис. У РАПС, наконец, получилось всё. Вот только что делать, когда твоя работа окончена? Разве что анализировать произошедшее и думать, не стало ли это фатальной ошибкой. 

МХО, тем временем, решилась на крайние меры – опасные хтоноиды покинули не только лабораторию, но и другие застенки Объединения, став пушечным мясом. Самым завидным его куском, оказался, конечно, вновь освобождённый Фил Гордон.

А в команде Крока, тем временем, прибавление. Один из близнецов-убийц: единственный живой и самый-самый злобный. Настоящий хтоноид Дик Рэйдж сорвался с цепи и нашёл себе нового-старого хозяина. Но не только Диком пополнились его запасы последователей.

Он, наконец, нашёл себе ещё одного генерала, став новым любимчиком смерти.
Но самые страшные вещи происходят не на поле боя. На поле не так хорошо видно потери, как видно их в кабинетах МХО, а главное – принимается куда как меньше самых важных решений. Смогут ли люди принять хтоноидов после всего, что произошло? И как много произойдёт теперь?

А главное – имеет ли смысл объединиться со всеми хтоноидами? Необходимость переговоров с террористами – последнее, чего бы хотелось всем.

МХО под гнётом обстоятельств меняется как снаружи, так и внутри. И им приходится идти на вынужденные потери, чтобы нанести мощный удар. 

Новые отделы МХО и бесконечное ожидание нервируют всех и каждого. Ведь пока нет ответа – нет и решений. И все чего-то ждут. Кто-то выстраивает новый мир, а кто-то – изучает старый.

А тем временем этот самый мир восхитительным образом меняется. До абсурда.
Но самое главное то, что ответы наконец получены. Не те, которые хотелось бы. Не с теми результатами, которые хотелось бы.

И всё это лишь потому, что мир тихонько сходит с ума, впиваясь ядовитыми шипами в ледяной металл.

новости сегодня странные, но я же знаю что все любят хорошие сплетенки с:

Существует вероятность, что у всех необъятных масштабов космоса, заполненных неопознанной чернотой, присутствует разум. Такой же грандиозный и непонятный нам, крохотным частицам этого потрясающего организма, распластавшегося на несколько бесконечностей. Совершенно иной, нежели мы привыкли думать, с сознанием иного толка, которое мы не можем понимать, но можем, вероятно, чувствовать. Этот разум, зародивший, убивающий, дающий и отбирающий, существует собственными понятиями, категориями; а может, их для него, напротив, не существует вовсе. Он просто есть, затерянный во времени или затерянный вне времени; он просто движется к собственной грандиозной идее, и всё, что происходит на каждом этапе существования ядра, атома, звезды или пустоты, неумолимо отвечает этому движению.
Возможно, идея эта проста и очевидна и звучит она как «угасание». К этому, в конце концов, Вселенная стремится беспрерывно. Возможно, как часть цикла, а возможно, как часть идеи куда более любопытной, куда более творческой: улучшение. Попытка за попыткой, вселенная за вселенной — и всё для того, чтобы обнаружить идеал. Возможно, в таком не будет известной нам жизни и вовсе.
И всё же если уйти от этой пугающей масштабности и обратить свой взгляд на крохотные детали намеченного плана, то можно увидеть потрясающие проявления разума даже на этой небезупречной планете. Все они обозваны пугающими словами: «бедствие», «катастрофа», «катаклизм», хотя едва ли в реальности можно найти что-то более потрясающее и восхитительное, хоть немного сравнимое с грандиозностью природных аномалий. Планета, на которой зародился примитивный разум — какой бы она ни была, как бы она ни была обозвана — всегда сообщник Разума. Она не торопится, ведь Разум не торопится тоже, но время от времени как будто напоминает бесконечности: миссия не забыта. И тогда на ней расцветают самые прекрасные разрушения. Разрушения, за которыми обязательно последует угасание.
Во всех этих проявлениях существует что-то общее: они удивительно напоминают спектакли. Завязка, развитие, кульминация и завершение — попробуй отыскать кульминацию более впечатляющую! Каждый вынужден такой спектакль наблюдать, но далеко не каждый имеет возможность оценить его гениальность. Если бы перед наблюдателем — напуганным, истощённым, повидавшим всё на свете, вдруг выросла стена воды, он подумал бы, что бредит. Если бы она вознеслась на километры вверх, перекрыв верхушки даже самых гигантских небоскрёбов, и застыла ровной стеной, как в огромной бутылке, то он бы почувствовал запах соли, он бы ощутил пары влаги, соскальзывающие с поверхности, он бы увидел, как потемнело небо, как исчез небосвод, как облака потянули бы свои клубы к стене, словно в воде этой скрывался магнит. Если бы он смотрел и смотрел, лишённый всякого страха, забот и беспокойстве о своей жизни, ничего не значащей для Разума, если бы сознание его было открыто и чисто, как у настоящего Бога, он бы увидел, как водная бездна разверзнулась у основания подобно исполинским театральным портьерам. Будь у него зрение острое, как у орла, он увидел бы и дирижёра, управляющего катастрофическим оркестром. Ведь всё вокруг — каждая частица и каждая незначимость — подчинены одной идее. Всякое животное и всякое существо — подчинены одной идее. Кто-то больше, кто-то меньше; кто-то наделён возможностями, кто-то — лишь горечью. Дирижёр, должно быть, был полезной частицей: он наделён вневременьем.
Но это уже совершенно иная, совершенно чужая история.